«Бедная Лиза» Сигаловой – энциклопедия любовных, интимных состояний, скрываемых каждым из нас, рассказанных на языке современного танца. Женскую партию исполняет драматическая актриса Чулпан Хаматова, а мужскую – артист балета Андрей Меркурьев. Чулпан Хаматова за секунду сменяет десятки нюансов. Как на экране возникают и исчезают пятна, точки и линии, так и на ее лице проступают все возможные оттенки состояния стремления, страха, страсти... Даже наедине с собой актриса в постоянном внутреннем диалоге – удивление, испуг, надежда. Она не только чувствует, но и рефлексирует по поводу своих чувств. Отогнать от себя мысль, удивиться ей – вот те психологические слои, с которыми она работает. «...Здесь за словом не спрячешься и поэтому больше отчаяния», заметила в связи с этой работой Хаматова. Лишившись «слова», драматическая актриса нашла пластическое отражение каждой эмоции бедной Лизы, доверившись выразительности своего тела.

Фотография © 2009 Виктор Баженов

С появлением Эраста вся сложная внутренняя жизнь Лизы выплескивается в напряженный любовный диалог. В постепенном сближении Лизы и Эраста Хаматовой и Меркурьеву удается выявить подлинное доверие, которое возникает между героями. Лиза кладет руки Эраста на свою голову, отдавая ему власть над своими мыслями. Овеществленная любовь героев как бы мерцает, пульсирует в пространстве.

Фотография © 2009 Виктор Баженов

Безумное напряжение сменяется полным опустошением. Утомленная чувствами Лиза сидит в углу, а Эраст танцует один – победный танец силы и мощи. Потом он медленно одевается и уходит, даже не взглянув на нее. И это безразличие, перекликающееся с литературным первоисточником, создает тот внутренний объем в спектакле, который усиливает ощущение подлинности переменчивых эмоций и страсти, которым свойственны резкие перепады настроений, смены плюса на минус.

Фотография © 2009 Виктор Баженов

Самая острая сцена спектакля – это случайная встреча героев на бульваре, когда раскрывается обман: да, Эраст был на войне, но недолго – проиграв все свое состояние, он теперь женится на другой. За резкой пластикой Эраст пытается как бы спрятаться от Лизы, но её настойчивое вопрошание все же пробивает броню его страха и отчужденности. Он кладет обе руки на голову героини и неожиданно всхлипывает. Этот стон выдает его страдание – обманывать близкого человека оказывается не менее болезненно, чем самому быть обманутым. Этот стон готовит к покаянному финале Эраста, когда он понимает, что Лиза погибла.

Фотография © 2009 Виктор Баженов

Эраст в интерпретации Меркурьева более чуткий, трепетный и ранимый, чем персонаж Карамзина. Он раскаивается и страдает, но связанный обстоятельствами и предрассудками, его Эраст не волен выбирать. Андрей Меркурьев «нащупал» тонкий эмоциональный рисунок для своего персонажа и раскрывает его противоречивую природу в пастельных, акварельных тонах.

Музыка Леонида Десятникова «живет» как бы поверх танцующих (в фонограмме использована запись 2006 года.) Сценическая партитура не иллюстрирует звуковую среду, а находится в постоянном диалоге с ней: музыкальной партии Лизы (Юлия Корпачева, сопрано) иногда отвечает танцевальная партия Эраста-Меркурьева или оперной партии Эраста (Эндрю Гудвин, тенор) – пластическая линия Лизы Хаматовой. Танец становится чувственной рефлексией к музыке, существуя в двух ипостасях – и как визуальный комментарий, и как самостоятельное высказывание.

Драматические актеры -- естественные исполнители Аллы Сигаловой, для хореографии которой фундаментально наличие внутреннего сильного и непрерывного движения. Открывая «другое лицо» драматической актрисы, она притягивает в смежное пространство между танцем и театром и выдающегося артиста балета. В этом гетерогенном поле очертания «русской чувственности» неизбежно приводят к смерти, а хореография попутно создает партитуру притчи, основанную на внутреннем взаимодействии логик литературности, современной оперы, драмы и танца. Такой свободно-плавающий язык исполнения отказывается, следуя поэтике Карамзина, от миметического режима и приводит к полноте эстетического результата.